Издавна на Руси обучение детей крестьянской работе проходило по определенной, хорошо продуманной многими поколениями людей системе.
Детей приучали к ней не позднее, чем с семи лет, считая, что «маленькое дело лучше большого безделья» Приучение детей к труду с этого возраста, очень раннего с точки зрения современных людей, диктовалось представлениями о том, что если ребенка » с измалолетства» не включать в деревенскую работу, то он в дальнейшем не будет иметь «усерствующей способности» к крестьянскому труду. Человек, по мнению русских крестьян, может только тогда хорошо и с радостью выполнять тяжелую работу пахаря, жницы, плотника, если привычка к труду вошла в его плоть и кровь с раннего детства.
С 6 — 7 лет у ребенка появлялись устойчивые хохяйственные обязанности, при этом труд приобретал половое разделение: мальчик постепенно переходил в отцовскую трудовую сферу, где его привлекали строго к мужским занятиям. Например, в Симбирской губернии в 6 лет мальчикам поручали таскать во время молотьбы снопы, в 8 — пасти лошадей, в 9-10 бороновать, в 12 — пахать, а 16-17 полностью заменять отца во всех работах по дому, в поле и на охоте.
Обучение детей крестьянской работе проходило по определенной, хорошо продуманной многими поколениями людей системе. Детей приучали к ней не позднее, чем с семи лет, считая, что «маленькое дело лучше большого безделья» Приучение детей к труду с этого возраста, очень раннего с точки зрения современных людей, диктовалось представлениями о том, что если ребенка » с измалолетства» не включать в деревенскую работу, то он в дальнейшем не будет иметь «усерствующей способности» к крестьянскому труду. Человек, по мнению русских крестьян, может только тогда хорошо и с радостью выполнять тяжелую работу пахаря, жницы, плотника, если привычка к труду вошла в его плоть и кровь с раннего детства.Процесс трудовой подготовки ребенка осуществлялся обычно поэтапно, при этом учитывались физические и психические особенности и возможности детей в разные периоды их взросления. Русская пословица говорит : » Бери всегда ношу по себе, чтобы не кряхтеть при ходьбе». Объем нагрузки и воспитательные меры, которыми люди пользовались для привлечения ребят к работе, определялись с учетом количества лет прожитых ребенком. Крестьяне хорошо понимали, что ребенок должен работать в меру своих сил и возможностей, и что ему надо давать, как они говорили, «каждой трудности по разу». В противном случае, полагали они, можно отбить у ребенка охоту к труду, воспитать у него отношение к работе как тяжелой повинности.
В русской деревне работу полагалось распределять также в зависимости от пола ребенка. Девочкам поручалась работа, которая готовила бы ее к жизни женщины, мальчикам давались знания и умения необходимые мужчине. При этом обучение строилось таким образом, что ребенок точно знал свои обязанности и родителям не приходилось напоминать о них ребенку.
Приучение детей к труду шло в русской деревне легко и незаметно под руководством матери или отца, бабушки или дедушки, старших сестер или братьев. Воспитываясь в атмосфере труда, ребята сами проявляли интерес к работе, высказывали желание заняться нужным для семьи делом. Родители обычно старались поддержать в ребенке это желание, дать ему работу, которую он мог выполнить хорошо, позволить ему заработать своим трудом хоть и небольшие, но деньги, принести их в дом. В тоже время они считали необходимым, чтобы подросток «тешил свое достоинство», т.е. получал похвалу за свой труд, видел, что его работа нужна семье.
С раннего детства ребенка ненавязчиво приучали к выполнению незначительных домашних работ и поручений родителей. Чаще всего это было мытье посуды, поднесение небольших поленьев к печи, присмотр за цыплятами, подача лыка при плетении лаптей или ниток при вязании. В некоторых гуерниях трехлетний мальчик уже мог помогать матери чистить картофель, мести пол, подавать ей какую-нибудь вещь, отыскивать отцовский кушак или собирать рассыпанный по полу горох. Бывало, что уже с трех лет отцы брали мальчиков в поле при возке навоза. Привлекая ребенка к совместной работе, предлагая ему дело по силам, родители поддерживали в нем ощущение радости от сопричастности к делу вместе со взрослыми, удовольствия от выполняемого труда. Если мать гнала домой овец, она давала помахать прутиком пятилетней дочери, объясняя, что овцы от этого побегут быстрее. Пропалывая в огороде гряды, она поручала дочке выбросить подальше сорняк или подержать вырванную морковку. Отец, ремонтирующий забор, позволял крутившемуся около него сыну, подержать рейку или гвоздь. В многодетной семье маленький становился непосредственным помощником старших братьев и сестер. Распределение обязанностей могло быть таким: пока старшая сестра подметала пол, младшая вытирала пыль.Стремясь походить на своих постоянно занятых трудом родителей, видя с их стороны доброжелательное отношение к их попыткам научиться делу, слушая приятную похвалу в свой адрес, дети не могли себе представить, что можно не работать, не уметь прясть, шить, наколоть дров, прибить оторвавшуюся доску, не помочь отцу или матери. В детской среде считалось позором, если о двенадцатилетней девочке скажут, что она «непряха», а о мальчике десяти лет, — что он «только и может гонять бабки».Привлечение мальчиков к работе на земле было одним из наиболее важных моментов в передаче трудовых навыков, необходимых для самостоятельной жизни. Не владея ими, подросток не смог бы стать полноправным членом деревенского сообщества. В русской традиции занятие землепашеством воспринималось как основа полноценного мужского статуса.
Становясь помощником отца, мальчик участвовал во всех его работах. При унаваживании земли: отец привозил навоз и раскидывал его большими кучами, сын растаскивал его по всему полю, а затем во время пахоты следил, чтобы комья земли и навоза не затрудняли работу плуга и не засыпали борозду. В бороновании: отец поручал сыну заборанивание поля после пахоты (в этой роли могли выступать и девочки, если сыновей в семье не было). Мальчик или вел под уздцы запряженную в борону лошадь, или ехал на ней верхом. Малолетних бороноволоков лошади возить было легче, а для взрослого человека водить лошадь целый день в поводу считалось тяжелой работой. Поэтому хозяева, не имевшие детей, нанимали подростка — бороноволока со стороны. Если земля была комковатой, отец усаживал сына поверх бороны, чтобы сделать ее тяжелее, а сам вел лошадь. К 10 — 12 годам мальчик-бороноволок уже брал на себя все заботы по боронованию поля.
С 11 — 13 лет отец приучал мальчика к пахоте. «За недосугом» он редко объяснял сыну как нужно пахать, да и в этом не было особой необходимости, поскольку тот, следуя за отцом неотступно, перенимал все необходимые приемы работы. Отец доверял сыну провести пару борозд или предоставлял возможность потренироваться, выделив для самостоятельной обработки небольшой участок пашни. Подросток осваивал пахоту обычно к 14 — 15 годам — на пороге совершеннолетия.
В русской деревне рубежа XIX — ХХ в.в. вступление мальчика в трудовую жизнь семьи, овладение мужскими хозяйственными функциями, сопровождалось обязательным привлечением его к заботе о лошадях: он задавал им корм, подавал напиться, летом гонял на реку на водопой. С 5 -6 лет ребенок обучался управлять лошадью, сидя на ней верхом. С 8 — 9 лет мальчик учился запрягать лошадь, управлять ею, сидя и стоя в телеге. В этом возрасте его уже посылали в ночное — летний ночной выпас табунов деревенских лошадей.
На Русском Севере и в Сибири, где промыслы (рыболовство, охота и т.п.) имели в кругу хозяйственных забот важнейшее значение, ребят с раннего детства привлекали к промысловым занятиям.
Сначала в игре, а затем наблюдая за отцом и братьями, помогая им в меру сил, уже к 8-9 годам мальчик перенимал азы промысла: умел ставить на ближнем озере петли на уток, стрелять из лука. В 10 лет подростки ловили сусликов, колонков. Продавая добычу заезжим купцам, они получали первые собственные деньги, которые могли тратить по своему усмотрению. В этом возрасте почти каждый мальчик в сибирской деревне мог самостоятельно сделать «мордочку» для ловли рыбы и установить ее в реке. Особым предметом гордости являлась первая пойманная рыба. После такого доказательства овладения навыками отец начинал брать мальчика с собой на рыбалку, приучая его бить рыбу острогой. Освоив это занятие, ребятишки осенью собирались в артели и отправлялись лучить рыбу на ближайших горных реках. Лучение происходило после захода солнца. Обычно мальчики делились по двое: один шел берегом и нес торбу для рыбы и связку полутораметровых сосновых лучин, второй, одетый в специальные не промокающие сапоги — «чарки» и вооруженный маленькой острожкой, шел по дну речки вверх по течению, чтобы вода мутилась сзади, а не спереди. В левой руке он нес пук зажженных лучин, просвечивавших воду до самого дна и позволявших увидеть спящую рыбу. Заприметив добычу, мальчик бил ее острогой.
К числу промысловых занятий относился также сбор ягод и добыча кедровых орехов. Подростки принимали активное участие в коллективных, включавших несколько семей, выездах на промысел. В ходе них они знакомились с природой, учились лучше ориентироваться на местности, перенимали опыт сооружения промысловых становищ. К 14-15 годам основные промысловые, навыки были переняты. Отправлявшийся весной на промысел отец не боялся оставить сына этого возраста промышлять в лесу одного.
Важным этапом в социохозяйственном становлении подростка в промысловых районах было членство во взрослой промысловой артели, включавшей всех мужчин села от подростков до стариков. Мужские рыболовецкие, реже охотничьи, объединения, также как отхожие, ремесленные профессии, способствовали сохранению / возрождению традиций мужских организаций. Одной из них был испытательный срок при приеме в артель подростков 8-12 лет, без которого они не могли стать её полноправными членами. Ярким примером являлись испытания подростков. на мурманских промыслах поморов: им поручали невыполнимые задания, обманывали, накладывая вместо рыбы в мешки и снасти камни, заставляли самих добывать себе пропитание, устраивали состязания между ними и т.п.
С этого момента профессиональное и жизненное воспитание подростка сосредотачивалось в артели. Подрастая, мальчики переходили в разряд юнг и прибрежных ловцов, которые уже имели свой пай и вносили значимую долю в семейный бюджет. Взрослые относились к ним с уважением и ласково называли «кормильцами».
К 15 годам подросток перенимал все хозяйственные навыки, считался годным ко всякой мужской работе и если нанимался в работники, получал плату равную взрослой. Он считался правой рукой отца, заменой его в отлучках и болезнях. В промысловых районах взрослые сыновья брали на себя все весенние полевые работы. Пока отец был на промысле, подросток самостоятельно вспахивал и заборанивал участок, а затем отправлялся на помощь к отцу. Имея заработок, такой подросток частично тратил его на себя, подготавливая возрастной наряд для гуляний, без которого он не мог бы считаться завидным женихом.