Начало. Часть 2.
Яркость экрана убавил почти до минимума, чтоб телефон меньше разряжался. Полноценно зарядить здесь непросто. А дома почти из каждой розетки зарядки торчали, и с собой постоянно портативный носил.
Вообще телефон здесь лучше не светить — стукач на стукаче и стукачом погоняет. И прятать надо лучше. Если вы думаете, что очень хитры и нашли супернычку, я вас разочарую — за много лет шмонов сотрудники из таких нычек не один десяток достали. Но моя нынешняя, кажется, должна долго прослужить.
А вот блатные из-за своих же понтов страдают. Обязательно надо свою крутость показать, и что живёшь шикарно. Разгуливают по бараку и громко орут, а потом удивляются — что это как отшмонали быстро.
Попозже расскажу, какие подлости, связанные с телефонами, блатные любят с мужиками проворачивать.
Положенец сделал финт ушами — заявил, что у него лапки, он не хочет ничего решать, демонстративно что-то накосячил и заперся в шизо.
Самое смешное, что вора на следующий день увезли. Говорят, у нас он был лишь транзитом, а везут его дальше, в один суровый лагерь на перековку. Мы даже имени его не узнали.
А вот положенец серьёзно подмочил свою репутацию. Вообще в большинстве случаев, когда простого мужика сгноят в шизо, положенец или смотрящий решат вопрос. А не решат — связь с массой найдут возможность держать. Тем более когда вор приехал и его надо встречать и работу с континентом проводить.
А ведь выйдя из шизо он будет изображать, что страдал за «людское» и заявлять, что всё это мусорские прокладки. Но эти сказки прокатят только с сопливыми первоходами. Конечно, никто ему не предъявит, но у того, кто однажды захочет его сковырнуть, появился весомый козырь.
Мужики уже начали шушукаться, что с таким блаткомитетом лагерь скоро полностью покраснеет.
Слушайте печальную историю ещё одного здешнего обитателя, Антона, через два прохода от меня живёт.
На воле он был широко известным в узких кругах музыкантом. Вот уж кого жизнь наказала чрезмерно жестоко и непонятно за что. Вся его вина заключалась в том, что потерял бдительность и попался ментам с пакетиком травы в кармане.
После концерта выпили с друзьями, покурили, ему отсыпали с собой, и он решил не вызывать такси, хотя деньги были, а прогуляться по ночной Москве.
Шатающегося парня заприметил патруль, обыскали, нашли и обрадовались. Вспомнили, что при обыске понятые нужны и положили обратно в карман. Выдернули из какого-то ближайшего кабака пару гастарбайтеров, работающих на кухне, судя по тому, что были в фартуках, и снова обыскали. У одного понятого не оказалось паспорта и данные он не помнил, ему дали позвонить куда-то, оттуда продиктовали. На эти нарушения адвокат пытался обратить внимание на суде, но все его проигнорировали.
Три дня бедолагу мурыжили в ИВС, вынуждая «помочь следствию и скостить себе срок». Вариантов было несколько — сдать своего дилера (которого у него не было), указать на того, кто угостил («а дальше мы сами»), закупиться у того, на кого покажут. Антон настаивал на том, что его угостил незнакомый посетитель концерта, когда он вышел из клуба. Такие случаи и правда бывали не раз, люди предлагали и выпить, и покурить, и чего пожестче употребить, могли и сунуть как благодарность за концерт, особо не навязываясь.
Не били, но морально прессовали сильно. Пугали огромным сроком, что повесят распространение, а главное – что интеллигентов, тем более столичных, зэки страсть как презирают. А с такой внешностью путь вообще один – моментально в петушиный угол. Внешность и впрямь была вызывающая – куча цветных наколок сомнительного содержания и, что еще хуже, мелированные волосы до плеч.
Антон был уверен, что вес, с которым его приняли, слишком мал для дела, и что отделается административным штрафом, ну может сутками ещё. В крайнем случае – дадут условно. Тогда это казалось самым худшим вариантом. Но менты разбавили траву спайсом. Вес увеличился ненамного, но реагент в основе был такой, что даже супермаленькое количество шло как крупный размер.
Под подписку не выпустили, хотя адвокат из кожи лез. Заехал Антон в многоместную камеру.
Ему не дали даже расположиться, а сразу стали докапываться. Начали с безобидных вроде бы шуток, но быстро пошли злые приколы, и когда его стали тянуть за волосы, спрашивая, мыл ли он сегодня жопу, Антон выломился из хаты.
Вертухаи и так поняли, почему пассажир желает хату сменить, они даже ставки сделали заранее, через сколько это случится. Но, чтобы поглумиться, тщательно расспросили, изображая сочувствие. Потом приказали все это изложить в письменном заявлении – то ли чтоб растянуть шоу, то ли чтоб в будущем иметь компромат в случае чего.
После долго водили по тюремным коридорам. Иногда останавливались у очередной камеры и обсуждали, стоит ли туда заводить, нагоняя жути — «не, братан, в эту нельзя, забыл, что на той неделе там было?», «сюда тоже не стоит, там одному недавно так жопу порвали, что врачи зашить не смогли», «и в эту нежелательно, там сто человек сидит, перелимит втрое». И наигранно вздыхали, мол, угораздило тебя патлы отрастить, без них бы затихарился, хотя бы на время.
Тогда он уговорил их побрить его налысо. Ну, как уговорил — запросили пять тысяч. Такие вот дорогие парикмахеры. С собой, понятно, не было, менты при задержании до копейки выгребли, потом через адвоката отдал. Вертухаи завели в какую-то подсобку, и быстро побрили тупой заедающей машинкой.
И привели в пустую камеру, в которой Антон и просидел два месяца, пока суда ждал, а потом этапа. Все это время ожидая, что кого-то подселят. Но за два месяца не только никого не подселили, но и выводили всего три раза — к адвокату, к следователю и на суд.
Дали четыре года. Адвокат, извиняясь, что не смог меньшего добиться, посоветовал писать апелляцию, но предупредил — шансы, что срок скостят, невелики, а пока ответ придёт — сидеть здесь же придётся, неизвестно сколько и скорее всего из одиночки в общую переведут. Нервы уже не выдерживали, писать не стал, и вскоре поехал в лагерь.
Новоприбывших выстроили в шеренгу и спросили — у кого косяки по жизни и кто считает нужным от массы отделиться? Все промолчали, но кто-то крикнул — а ты что молчишь, пидор, забыл, как из хаты ломился? Антон даже не видел, кто это, и кто его в сторону оттолкнул от всех, сотрудник ли или другой зэк.
Потом уже ему объяснили, что нужно было раскачать ситуацию, и можно было и себя отстоять, и с того говорливого спросить. А промолчал — значит согласился. Ломиться с хаты — это ещё не за пидора расписываться, объяснял Антону бывалый зэк, в своё время сам попавший в петушиный барак, несмотря на подвешенный язык и опыт.
Ещё кто-то из прибывших с ним крикнул — сам говорил, что неформал! Это было правдой, в столыпине он неосторожно поделился с кем-то, что является таковым. В плане музыкальных субкультур, имелось в виду. Но подлый собеседник не предупредил его, что в тюремной среде неформалами называют гомосексуалистов. А тут при случае сразу воспользовался, что ещё раз доказывает гнилую зечью сущность.
Сиделось Антону не так уж и тяжко для обиженного, да и вообще по среднезэковским меркам. Попал под крыло зама по воспитательной работе, сколотил ансамбль с двумя такими же бедолагами, родители инструменты прислали. И целями днями пропадал со своими новыми друзьями в клубе, репетируя любимые песни ментовских жен, чтоб на попойках их развлекать. Ну, и когда проверки приезжали или журналисты с правозащитниками, ансамбль был главной гордостью хозяина. Музыканты демонстрировались как вставшие на путь исправления, как пример культурно-воспитательной работы с контингентом и показатель хороших условий и ненапряжной атмосферы в учреждении. У группы было даже идиотское название, озвучить не могу, парни не раз уже по ТВ засветились. В зоне же их все, от захудалого мужика до самого хозяина звали не иначе как «Пидор-бэнд».
Вся эта музыка ихняя давала им некоторые блага и привилегии, но была и обратная сторона медали. Хозяин не даёт Антону уйти по УДО. Неизвестно откуда берутся взыскания. До звонка осталось несколько месяцев, и он переживает, как бы его нарочно не раскрутили.